В продолжение о детях- которые станут взрослыми

В этой главе идёт речь о том, как ребёнок учится доедать свою порцию до конца, как эта привычка закрепляется, и человек проносит её через всю жизнь.
Я не знаю, как живут дети без братьев и сестёр, не знаю, чем они занимаются дома, когда остаются совершенно одни. Не знаю, скучают ли они, или, наоборот, радуются собственной комнате и личным игрушкам, которые не нужно ни с кем делить. У меня всегда была рядом сестра. Она была старше, сильнее и умнее.

Мы часто ругались и ссорились. Она подначивала меня, а я не знал, как ей ответить. Мы часто сцеплялись из-за чего-нибудь. И родители нас разводили в разные комнаты. Не разрешали выходить, пока не успокоимся. Но приходило время, и мне срочно нужно было в комнату, где сидела моя сестра. Мне снова хотелось к ней. А когда я уезжал куда-нибудь на лето, то сильно скучал по ней. Даже тогда, когда ссорились мы сильно и бесповоротно, мы всегда мирились. Мама всегда говорила, что любит нас одинаково. Она говорила, что у неё два уха, одним она всегда слышит меня, а вторым — сестру.

Я часто соревновался с ней. Мне хотелось, чтобы родители видели, что я способнее, чем она, что я умею что-то делать лучше, но это мне редко удавалось. Сестра всегда была лучше, умнее, сильнее. И как бы я ни старался её догнать, она всё равно была старше.
Но я всё равно её очень сильно любил. Что касается моих отношений со взрослыми, сестра — единственный человек, который всегда меня понимал. Маме нельзя было рассказывать всё. Она могла поругать или наказать, а сестра всегда могла выслушать, подбодрить, подсказать. Удивительно, но в любой ситуации она всегда знала, что делать, и я знал, что она самая лучшая. Я видел, как она общается со взрослыми. Они принимали и признавали её. Они уважали её, и я так хотел быть похожим на неё. Уметь так же общаться, чтобы и меня так же принимали в мире взрослых. А ещё она всё знала. Нет, она не была «ходячей энциклопедией», как могло бы показаться, но она многое знала обо всём, что нас окружает.

В детстве я был сильно избирателен в еде. Я любил некоторые блюда и всегда просил мне их приготовить, но были блюда, которые я не любил и не ел ни при каких обстоятельствах. И когда мама готовила что-то из моих нелюбимых блюд, наотрез отказывался их есть. Мама ругалась, старалась меня заставить, но я был непоколебим. Если я не любил что-то из еды я просто физически не мог это положить себе в рот и съесть. В конце концов, она сдавалась и готовила мне что-нибудь отдельно. Мне было немного стыдно, но свою правоту я отстаивал твёрдо. Я не ел то, что не любил. Когда она готовила суп с луком, я всегда выбирал особо крупные луковицы и оставлял на краешке тарелки. Я мог перенести всё, но только не этот ужасный лук в моей тарелке. Конечно, по этому поводу были сцены, мы боролись, но, так или иначе, мама шла мне на встречу.

Однажды мы были в гостях у наших родственников. Там было так много всякой еды, что большую часть я просто не мог съесть и оставил большую часть на тарелке. Мне было не интересно сидеть со взрослыми за столом и я ушёл играть с детьми. Всё было здорово и весело, мы отлично играли, а когда поехали домой, мама вдруг повернулась ко мне и сказала, что так вести себя плохо. Что пока все сидят за столом, я тоже должен сидеть за столом. И что если мне положили что-то в тарелку, то я обязательно всё-всё должен съесть. Что таковы правила приличия, и именно так нужно поступать.

Я был несколько растерян. Я не понимал, почему я должен есть, когда сыт. Почему я должен сидеть со всеми за столом, когда мне скучно. Взрослые всегда очень скучные. Они просто сидят и разговаривают. Долго-долго. И ничего больше не делают, только едят. Зачем так много есть? Мне было всегда скучно на таких мероприятиях, и я всегда хотел уйти пораньше. И всегда просил маму скорее пойти домой. Но она ругала меня, и мы оставались. Хотя я упорно продолжал оставлять еду на тарелке. Зачем есть, когда я уже сыт?
Но был момент, который всё изменил.

Мы были в гостях у нашей тёти. Были вдвоём с сестрой. Там было много незнакомых дядь и тёть. Много взрослых, которых я не знал. Моя тётя была очень строгой. Я видел, как она отчитывала моего старшего брата, когда он говорил или делал что-то, по её мнению, предосудительное. Я побаивался её.

Кроме лука я ещё не любил сало. Оно такое жирное и невкусное, что я всегда оставлял не съеденными его куски, когда мы делали шашлыки. Но на этот раз было так много взрослых и тётя, которую я боялся. Я очень хотел вести себя хорошо. И сидел за столом со всеми, никуда не уходил, хотя было совсем не интересно.

Мы ели шашлыки. Шашлыки, в которых каждый второй кусок был салом. Жирным, пережаренным салом, от одного вида которого мне становилось не по себе. Я стал выбирать только те кусочки, где было мясо. Так, как я делал это всегда. Но рядом была сестра, и я видел, как ей тоже не нравятся эти куски сала, но она ела, доедала всё до конца. Когда она увидела, что я делаю, она сразу всё поняла. Она всегда понимала меня, и ей было не нужно ничего объяснять. Она сказала мне шёпотом, на ушко, что нужно есть до конца, что это невежливо — оставлять еду на тарелке. И что она понимает меня, но так НАДО себя вести.

Сестра была связующим звеном между мной и взрослыми, она лучше, чем они, понимала меня, а я хотел быть хорошим. Чтобы тётя не ругалась, чтобы все меня принимали... И рядом не было мамы, которая позволила бы мне уйти из-за стола раньше.

И я ел. Я ел это сало, чувствуя, как оно проскальзывает у меня в горле, казалось, что вот-вот оно застрянет, и я задохнусь, но куски проскальзывали один за другим. Я почти не жевал их, чтобы быстрее избавиться от еды. Живот болел. В него не вмещалось больше, но сестра сказала, что нужно сделать усилие над собой, и я видел, что она тоже ест через силу.

А потом мне положили ещё...

Всю ночь я плохо спал. Мне снилось сало, которое струилось вокруг меня, капало со стен, проходило по моему горлу. Я часто просыпался, но я был горд. Ведь в конце ужина тётя меня похвалила: сказала, что у меня хороший аппетит, и я очень воспитанный. Я был горд собой. И с тех пор всегда, когда был в гостях, доедал всё до конца.